— Иди, иди, Стива! — крикнул Левин, чувствуя, как сердце у него начинает сильнее биться и как вдруг, как будто какая-то задвижка отодвинулась в его
напряженном слухе, все звуки, потеряв меру расстояния, беспорядочно, но ярко стали поражать его.
Воздух — из прозрачного чугуна. Хочется дышать, широко разинувши рот. До боли
напряженный слух записывает: где-то сзади мышино-грызущий, тревожный шепот. Неподнятыми глазами вижу все время тех двух — I и R — рядом, плечом к плечу, и у меня на коленях дрожат чужие — ненавистные мои — лохматые руки.
Я умру с тоски; никакой доктор мне не поможет», — а также слова отца: «Матушка, побереги ты себя, ведь ты захвораешь, ты непременно завтра сляжешь в постель…» — слова, схваченные моим детским
напряженным слухом на лету, между многими другими, встревожили, испугали меня.
Неточные совпадения
Тонкий, словно стонущий визг вдруг коснулся его
слуха. Мальчик остановился, не дыша, с
напряженными мускулами, вытянувшись на цыпочках. Звук повторился. Казалось, он исходил из каменного подвала, около которого Сергей стоял и который сообщался с наружным воздухом рядом грубых, маленьких четырехугольных отверстий без стекол. Ступая по какой-то цветочной куртине, мальчик подошел к стене, приложил лицо к одной из отдушин и свистнул. Тихий, сторожкий шум послышался где-то внизу, но тотчас же затих.
Он писал этот роман около двух лет;
слух о нем прошел по всей России, и все с
напряженным нетерпением ожидали его появления.
Впрочем, многое из того, что в этих последних источниках являлось как факты, необходимо должно было теперь подвергнуться строгому анализу и критике, а потому все то, что не имеет фактической достоверности, автор передает, как
слухи и толки, ходившие в обществе того времени, ибо все эти
слухи и толки имеют ту особенность, что необыкновенно рельефно характеризуют
напряженную и во многих отношениях замечательную эпоху 1862 года.].
Вдруг откуда-то раздается сторожевой крик. Кажется, это вестовой голос, что наступает конец мира. Все следом его молкнет, всякое движение замирает, пульс не бьется, будто жизнь задохнулась в один миг под стопою гневного бога. Весы, аршины, ноги, руки, рты остановились в том самом положении, в каком застал их этот возглас. Один
слух,
напряженный до возможного, заменил все чувства; он один обнаруживает в этих людях присутствие жизни: все прислушивается…